Руководитель новой программы бакалавриата ИЖС рассказал о карьере химика

Интервью со старшим научным сотрудником Института живых систем, руководителем новой программы бакалавриата по направлению «Химия» Константином Руфановым.

— На бытовом уровне принято во всем винить «химию». Как дать понять собеседнику, что химия— это наука будущего, а не попытка всех обмануть и сделать все вокруг искусственным? Кратко я могу выразить это вот так: химия — это современный путь магии, сплетенный из традиционных и новейших научных представлений о строении мира, его красоте, разнообразии, упорядоченности и хаотичности.

— Что повлияло на ваш выбор профессии?

— Я по-настоящему заинтересовался химией примерно в 11 лет. Я вырос в Челябинске на Южном Урале, сам в детстве с отцом ходил в горы. Там мы находили настоящие природные минералы: малахит и халькопирит в старой медной шахте. А это, согласитесь, не одно и то же, что увидеть эти камни, например, в музее. Или вот, например, красители и душистые вещества, с помощью которых можно самому сделать цветное стекло для мозаики или создать почти настоящие духи для мамы. И такая близость к природе и возможность переносить знания на окружающую среду значительно поспособствовали моему стремлению учить химию с профессиональной настойчивостью.

Примерно в 13 лет я решил для себя, что буду поступать в МГУ на химический факультет. В то время я уже учился на подготовительных курсах в трех университетах, причем в один из вузов я записался на подготовительные курсы на год раньше под вымышленной фамилией, прибавив один год, и закончил на год раньше. Самые сложные для меня задания приходили из МГУ, но и самые подробные комментарии с разбором моих ошибок и рекомендации к их решению я тоже получал оттуда. Это только подтвердило мой выбор — я поступил на химический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова.

— Как вы строили свою карьеру?

— Если говорить честно, то я свою карьеру никогда не «строил». Я закончил учебу в университете, затем аспирантуре и защитил кандидатскую. А далее работал научным сотрудником в Институте им. А.Н. Несмеянова Элементоорганических соединений (ИНЭОС), затем был пост-доком в Германии в Марбургском университете, где до этого проходил 2 стажировки во время учебы в аспирантуре. С коллегами из Марбурга мы до сих пор поддерживаем добрые отношения.

В начале 2000 года мне посчастливилось поработать в Центральном исследовательском подразделении концерна Байер в Леверкузене. Но, знаете, если ты родился в большом индустриальном городе, как Челябинск, учился и жил в таком мегаполисе, как Москва, то постоянная жизнь в немецкой провинции наводит на тебя невообразимую скуку. Так что следующий пост-док я нашел уже в Институте химии Технического университета Берлина, по завершении которого получил ставку ассистента в другом Институте химии, но тоже в Берлине, в Университете им. Гумбольдта. Все это время предметом моих исследований была химия элементоорганических соединений редкоземельных и переходных металлов.

В 2006 году я вернулся в Москву, где с подачи Михаила Красавина, ныне профессора-исследователя Института живых систем БФУ им. И. Канта, я начал заниматься медицинской химией, как второй квалификацией.

В качестве руководителя отдела разработки перспективных лекарственных средств я работал еще на Государственном заводе медицинских препаратов, который специализировался на обезболивающих лекарственных средствах, в том числе опиатах. Это большая тема, имеющая важнейшее значение для медицины, особенно для паллиативной ее части. Подходы к ней сильно разнятся у нас в России и за рубежом. С марта 2021 года я начал работать здесь, в Институте живых систем БФУ.

— Вы руководили стартапом Технологической платформы «Биоиндустрия и Биоресурсы — Биотех 2030». Тяжело начинать новое?

— Начинать новое тяжело только тогда, когда тебе никто не помогает, вот в этом я уверен. Тогда в 2010 году директор Института биохимии РАН Владимир Попов загорелся этой идеей, поскольку технологические платформы как точка сборки интересов академических кругов, бизнеса, институтов развития, государственных органов — это реально работающий инструмент в развитых странах.

Мы очень быстро набрали исполнителей, организовали инициативную группу и примерно за 8–10 месяцев создали наш стартап. Провели анализ всех направлений биотехнологии, имевшихся на тот момент в РФ, получили одобрение министерства и правительства. Далее наш проект был отдан корпорации «РосТех».

— Стоит ли вчерашнему выпускнику сразу начинать делать стартап?

— Сперва имеет смысл поработать в действующей лаборатории и стремиться начать нужно как можно раньше. Это верно как для академической карьеры, так и для бизнеса. Выпускник, который ни того, ни другого до своего выпуска не попробовал, явно занимается не своим делом.

— Вы работаете со студентами с конца 90-х годов. Можете в нескольких словах описать идеального студента и современного студента, совпадают ли эти описания?

— Обучение студента на химическом направлении вуза должно проходить таким образом, чтобы изучению теоретических дисциплин, практическим занятиям, самостоятельной научной работе и здоровому разгильдяйству он бы посвящал примерно равные куски времени. Идеальный студент быстро находит и соблюдает баланс. Не хочу ругать современного студента, но образовательная атмосфера в стране во многом способствуют низким планкам уровня высшего образования, оценки могут завышаться из жалости, из-за стремления сохранить показатели. Все студенты во все времена одинаковы, но современные хуже соблюдают баланс работы и разгильдяйства, о котором я сказал ранее. Это единственная прямая критика в их адрес, которую я могу себе позволить. 

— Вы работали в разных университетах за рубежом. Есть ли какие-то принципиальные отличия между российскими и зарубежными студентами?

— Я работал только со студентами в Германии и то, это было в до-смартфонную эру. Сравнивая российских и немецких студентов, кто родился на рубеже 70-80-х годов, могу лишь сказать, что немцы в целом более четко знают, зачем они делают то-то и то-то и вообще зачем тут учатся, у них нет проблем с мотивацией, но у них хуже, чем у наших, получалось соблюдать баланс между отдыхом и работой, они казались более инфантильными.

— Нужно ли химику для развития карьеры владеть иностранным языком? Действительно ли это преимущество или только миф?

— Обязательно, а лучше двумя — английским и немецким. Эти два языка основные для химиков, кроме русского.

Изучение иностранных языков — это эффективная тренировка ума. И это прямой способ познать жизнь и культуру тех стран, где на нем говорят, поэтому точно никакой не миф.

— Ваш предмет — это все же про химию в медицине?

— Нет, моя химия по первой специализации — это химия элементоорганических соединений, и лишь по второй — это медицинская химия. Хорошо, что в ИЖС можно развивать обе, можно найти интерес на стыке той и другой, можно заняться чем-то новым.

— Чем отличается программа по химии в ИЖС БФУ от аналогичных программ в других университетах?

— Объективно программа в ИЖС отличается очень углубленной практической подготовкой. Теория как элемент базового обучения в химии, безусловно, важна, но у нас несколько другой акцент в обучении. Работа в лабораториях, стажировки, участие в работе научных групп и в выполнении исследований по грантам — это то, чем большинство времени заняты в ИЖС студенты-химики. Оборудование в институте высококлассное, студенты, которые учатся на нем, спокойно приходят на работу в лаборатории, не теряются, показывая свою высокую профессиональную подготовку.