Доцент Института гуманитарных наук БФУ им. И. Канта, кандидат исторических наук Илья Дементьев в день 90-летия Милорада Павича (1929–2009) рассказал kantiana.ru о том, почему сербский писатель так популярен в нашей стране и почему Калининград занимает особое место в художественном мире знаменитого постмодерниста.
Илья Олегович, как вы пришли к изучению творчества Павича?
Как многие соотечественники — в девяностых прочитал его роман «Хазарский словарь» в издании питерской «Азбуки», потом «Пейзаж, нарисованный чаем». Во втором романе мое сердце сразу завоевала «Потешная история о Федоре Алексеевиче Разине». Но исследовательский интерес к Павичу оформился позже — когда я вчитался в текст «Хазарского словаря» и обнаружил некоторые связи сюжета с историей моего родного города. В дни натовских бомбардировок Белграда одна коллега из Нови-Сада подарила мне «Хазарский словарь» на сербском, с того времени Павич не выходит из круга моих интересов.
Как относятся к Павичу на его родине, в Сербии?
Как ни парадоксально, Павич недостаточно популярен в родной стране. Конечно, его имя известно, в Белграде есть его памятник, иногда проводятся научные конференции по его творчеству. В этом году в Национальной библиотеке открылась выставка к юбилею писателя и 35-летию самого знаменитого его произведения — «Хазарского словаря». Куратор экспозиции Надя Стойкович-Йованович построила рассказ о судьбе романа на основе иллюстраций, выполненных болгарским художником Ясеном Пановым. Выставка открывается витриной с изданиями на сербском, встроенными в гигантскую иллюстрацию из книги, и зритель далее движется от витрины к витрине, рассматривает издания на разных языках. Они сгруппированы по принципу, понятному библиотекарям, — в зависимости от того, в какой стране какой код УДК указан на обороте титульного листа издания. Последняя витрина представляет издания «Хазарского словаря» на русском. Впрочем, как роман можно читать с любого места, так и по экспозиции можно ходить разными маршрутами — например, начиная с «русской» витрины.
Однако сказать, что Павич — любимый сербами писатель, пожалуй, нельзя. В книжных магазинах, куда я заходил в разные годы, продаются обычно одна — две его книги на сербском. На английском, может быть, даже больше. Складывается впечатление, что Павич — писатель на экспорт.
Почему так? Ведь это всемирно известный писатель — разве не логично было бы гордиться им?
У меня нет однозначного ответа на этот вопрос. Конечно, я задавал его коллегам в Белграде. Одни считают, что произведения Павича слишком фантастичны, а сербский читатель привык к великой реалистической литературе — например, заслуженным авторитетом пользуется Иво Андрич. Другие осторожно говорят о неоднозначном отношении к политической позиции Павича, который в последние годы сблизился с сербскими националистами, высказывал радикальные взгляды, особенно во время войны в Югославии. Поэтому, возможно, ему и не присудили Нобелевскую премию по литературе, хотя он был номинирован на нее (посмотрите, какой резонанс в мире вызвало только что состоявшееся награждение Петера Хандке, который тоже оказался недостаточно политкорректен). Для кого-то Павич ассоциируется с Западом, а для кого-то, наоборот, — с сербским национализмом — всем не угодить. Строго говоря, он действительно популярнее не на родине, а за рубежом, в том числе в России. Я недавно выступал с докладом «(П)русский Павич: рецепция Милорада Павича в современной России» в Русском центре, который работает на филологическом факультете Белградского университета. Понятно, что бурный рост интереса к Павичу пришелся на девяностые годы, когда наш читатель открыл для себя это имя. Но и в первые два десятилетия нового столетия (а «Хазарский словарь», напомню, уже в 1980-х во французской печати окрестили «книгой XXI века») в нашей стране продолжается освоение творческого наследия писателя.
В чем это проявляется?
Во-первых, переводы Павича продолжают переиздавать. В России больше, чем в других странах, изданий «Хазарского словаря», который, к слову, переведен на 39 языков. На сербском в 1984–2017 годах вышло 53 издания, а на русском в 1996–2018 годах — 42, но совокупный тираж этих публикаций в нашей стране, по понятным причинам — русскоязычная аудитория просто значительно больше — превышает тираж на родине писателя. Однако сравните: на английском языке — 15 изданий, на китайском — 7, на французском — 6, на немецком — 3 (это данные, собранные Национальной библиотекой Сербии). Нет сомнений, что в России колоссальное количество изданий определяется высоким читательским спросом. Кроме того, творческое переосмысление произведений Павича происходит в нашей стране посредством разных видов искусств: тот же «Хазарский словарь» поставлен на разных сценах, проиллюстрирован разными художниками. Композитор Владислава Малаховская написала одноименный концерт для арфы, гобоя и струнного оркестра. В 2014 году Екатерина Белобородова сняла по мотивам романа фильм «Юсуф Масуди. Ловец снов». Есть коллективный медиапроект, посвященный словарю; есть творческие студенческие работы, академические статьи, диссертации по произведениям Павича в целом и по этому роману в частности. Такого интенсивного освоения творчества, думаю, Павич не удостоился ни в одной другой стране мира.
Так в чем секрет этого сохраняющегося в нашей стране интереса к писателю?
Я думаю, Павич просто зашел — в обоих смыслах слова — в удачный момент. Первое упоминание о нем как о писателе я нашел в номере газеты «Правда» за 14 января 1989 года. Это было короткое интервью с Павичем, только что получившим премию за роман «Пейзаж, нарисованный чаем», который сразу стал бестселлером. С начала девяностых на русских читателей обрушился вал постмодернистской литературы, и некоторые из писателей уже были известны рафинированным интеллектуалам, которые в башнях из слоновой кости прятались от советского официоза. Борхес или Кортасар пользовались заслуженной популярностью, но каждое новое имя сопоставимого с ними по дарованию писателя звучало в постперестроечной России по-особому, ведь советский читатель вовсе не знал Павича (даже роман Умберто Эко «Имя розы» издали еще в 88-м). И вот он пришел — в хороших переводах (что немаловажно!), с волшебной стилистикой, с замысловатыми сюжетами. В интервью писатель признавался, что очень любит читать Иоанна Златоуста — вот и русский читатель неожиданно открыл для себя Златоуста из загадочной Югославии, которая все советское время была и близкой, и далекой. Как было не влюбиться в такого автора? Кроме того, Павич все же — представитель, так сказать, славянских литератур. Хотя он по-западноевропейски образован, он — не западный писатель, как, кстати, и Борхес. Случайно ли, что и Борхес, и Павич были заворожены русской словесностью? Павич, как известно, переводил Пушкина, почитал (опять в двух смыслах слова) лучших русских романистов — Достоевского, Булгакова, Пастернака, Набокова… Не звучат ли в его текстах, всецело принадлежащих традиции «магического реализма», отзвуки русского слова? Не потому ли прежде всего русский читатель отвечает взаимностью сербскому классику?..
А чем Павич важен для калининградцев — жителей самого западного российского региона?
Он никогда не был здесь, но, как я полагаю, писателя привлекала судьба нашего города. Собственно, самое очевидное доказательство — место, выбранное Павичем для издания фейкового, как мы сейчас сказали бы, «Хазарского словаря». Роман — это якобы дополненная реконструкция первого издания, вышедшего в 1691 году в прусском городе Кёнигсберге. Если взять любую публикацию романа на любом языке, первая страница везде одинаковая — это титульный лист кенигсбергского издания, выпущенного Иоганном Даубманнусом. И частично действие «Хазарского словаря» происходит в Пруссии, хотя Павич — полагаю, сознательно, потому что он был известный мистификатор! — допускает неточности в написании названия Кенигсберга на латыни, в хронологии жизни Даубманнуса (это был реальный печатник при дворе герцога Альбрехта, основателя Кенигсбергского университета, то есть жил полутора столетиями раньше описанных у Павича событий) и так далее. Думаю, Павича привлекла судьба нашего края, потому что она созвучна его размышлениям, которые нашли художественную форму в знаменитом романе.
Многие интерпретаторы за последние 35 лет рассуждали о метафорике Павича. Сам он говорил о том, что хазары — это метафора исчезнувшего народа, метафора хрупкости культуры, которая оказывается на пути у великих государств или великих религий. Но ведь это справедливо и в отношении пруссов! Исчезновение их культуры на фоне триумфального шествия западной цивилизации, католической церкви, латыни и, позднее, немецкого языка — настоящая культурная трагедия. Ирония истории в том, что исчезнувший народ оставил свое имя земле — так появилась Пруссия, которая самой номинацией и утверждает, и отрицает самобытность автохтонов. Какой европейский регион за пределами родных для Павича Балкан лучше подходил для иллюстрации его «хазарской» идеи?
Исследователи часто восстанавливают балканский подтекст романа, но никогда не интересуются подтекстом прусским. Между тем, как мне думается, он играет важную роль в романе — Кенигсберг далеко не случайно выбран местом первой публикации «Хазарского словаря». Я представлял свои соображения по этому поводу несколько раз на разных конференциях, в том числе в Балтийском федеральном университете им. И. Канта, в Белградском университете. Коллеги неоднократно говорили мне, что это неожиданный поворот в интерпретации романа, хотя писатель прямо указывает на «королевскую гору» уже на титуле. Видимо, многие начинают чтение со второй страницы, пропуская латинский текст, что неизбежно обедняет понимание смысла произведения. Скоро у меня должна выйти большая статья о прусском подтексте романа Павича. Там я стараюсь обосновать присутствие Кенигсберга в художественном мире романа, но также высказываю гипотезу о том, что автор имел в виду и Калининград. Все эти реконструкции, конечно, могут показаться рискованными, но когда мы имеем дело с постмодернистской литературой, такой риск всегда оправдан. Павич — писатель, глубоко укорененный в европейской традиции и тесно связанный с русской литературой, но он также играет особую роль для калининградцев. Для юбилея Милорада Павича одно из самых подходящих мест в стране, где его больше всего читают, — это Калининград.
Личный кабинет для
Личный кабинет для cтудента
Даю согласие на обработку представленных персональных данных, с Политикой обработки персональных данных ознакомлен
Подтверждаю согласие