«Все зависит только от уровня осознанности» — профессор БФУ об осенней хандре и о том, как с ней справляться

Осень в традиционном понимании людей представляется как пора апатии и печали. Некоторые даже говорят о таком явлении, как «осенняя депрессия». Пресс-служба БФУ имени И. Канта решила разобраться в вопросе осенней хандры. Для этого мы обратились к заведующему кафедрой психиатрии и нейронаук Высшей школы медицины, руководителю магистратуры «Нейропсихология/Нейропедагогика» Высшей школы образования и психологии, доктору медицинских наук, профессору — Игорю Реверчуку.

— Почему «осенняя депрессия» — некорректный термин?

— Депрессия — это заболевание. Заболевание, которое без лечения не проходит. И депрессия — это сборный термин. В нее может быть множество причин. Например, посттравматическая депрессия, алкогольная депрессия, послеродовая и сезонная, она же рекуррентная, депрессия, о которой как раз вопрос. Депрессия — это неспецифическое состояние снижения нервно-психической активности, длящееся больше двух недель с мыслительной заторможенностью — раз, двигательной заторможенностью — два, со стойко сниженным настроением, мучительным переживанием эмоций слабого астенического полюса — тоски, апатии или тревоги — три.

Кстати, вам будет интересно, что впервые эмоции разделить на сильный полюс — стенический (от гречеческого слова, означающего «Сила») и астенический (слабый) полюс предложил наш легендарный земляк Иммануил Кант.

Он относится к тем гениям, как и Аристотель, как и Леонардо Да Винчи, которые, куда бы они не бросили свой прозорливый взгляд, оставят там свое наследие.

— С депрессией все ясно. А хандра чем определяется?

— Если мы взглянем с религиозной точки зрения, то, например, Отец Александр Флоренский говорил, что печаль — данное богом состояние, которое нужно, чтобы познать глубину своей души. Радость в чем-то проста, в чем-то не так глубока, как печаль. И то, и другое человеческое чувство. Дуальность эмоций заложена в самой их природе. Мы никогда с вами не узнаем, что такое радость, не будь у нас печали, отчаяния, уныния.

— Все познается в сравнении

— Только! Сама суть эмоций в том, что это полярные полюсы, которые возникают от совпадения или несовпадения удовлетворения наших внутренних желаний, потребностей, мечт, инстинктов с реальной объективной ситуацией внешнего мира. Если они совпадают, мы испытываем положительные эмоции — радость, полет, восторг, джаз, драйв. Если не совпадают, мы испытываем разочарование, печаль, иногда уныние. Но обратите внимание — и то, и другое это корректор нашего поведения. Это внутренний мотиватор, и печаль больше даже мотивирует что-то изменить, куда-то двигаться, чем радость.
Печаль это нормально. Так же, как закатная грусть, как грусть при расставании с любимым человеком. Это человеческое чувство из разряда тех высших человеческих чувств, к которым, например, относится сострадание. Леви-Стросс — гениальный антрополог, автор такой известнейшей книги как «первобытное мышление», он писал: 

«Обезьяны перестали быть обезьянами и стали людьми тогда, когда начали хоронить и оплакивать своих сородичей»

Это уже человеческое чувство. И печаль, хандра, уныние — это тоже часть наших минорных чувств, но они так же как и радость, восторг, сексуальное желание являются регуляторами нашего поведения. Это норма, ее лечить не надо.  

Хандра требует осознанности, остановки. Нужно рационально проанализировать, откуда она взялась?

Что меня не удовлетворяет? В себе, в семейных и личных отношениях, в работе, в потребностях тела и души, в увлечениях и хобби, в еде. Базовых жизненных потребностей не так и много. У нас с вами не бывает печали от того, что желтое море почернело. Их немного: брачно-семейная сфера отношений, работо-производственные отношения, межличностное общение, наш уровень достижений (какие планки мы себе выставляем), наши неудачи, здоровье. Уровень субъективного контроля даст нам положительные или отрицательные эмоции только в этих шести сферах. В них человек обязан взять ответственность на себя. И если есть где-то неудовлетворенность, у него есть разум и руки, чтобы это все изменить. И печаль, хандра, уныние — блестящие мотиваторы, поверьте мне, как боль и так далее; они гораздо лучше нас толкают менять свою жизнь, измениться самому и гармонизировать окружающую действительность.

— Выходит, хандрить полезно?

— Вы знаете, это касается всего, если хандрить осознанно, с пользой, и это приведет тебя к действиям, изменениям, тогда да. А просто бессмысленно ходить и унывать, ничего не меняя, это также глупо, как и бессмысленно заниматься любым делом, если это роботоподобно и бессознательно.

— А почему осенью хандра и печаль носят массовый характер? Дело только в сокращении светового дня?

— Мы часть природы. И наши глаза — единственный наружный вырост головного мозга, наши колбочки и палочки сетчатки — высокодифференцированные нейроны. Мы таким образом закодированы на солнечный свет. И активация этих нейронов детерминирована солнечной активностью. Поэтому это нормально, что весной, как писал Льюис Кэрролл, «очумелый заяц очумел в марте». С марта мы начинаем чувствовать оживление, прилив сил, шутим часто невпопад, влюбляемся напропалую и так далее. Летом у нас пик благодати и активности. А осенью наша нервная система снижает планку своей активности.

Поэтому, когда солнце идет на убыль, дни становятся короче, животные двигаются медленнее, готовятся к спячке, растения сбрасывают листву, все затормаживается; мы как часть природы сочувствующая, сознающая, содействующая, сострадающая, безусловно, тоже подвержены общему тренду.

Это такая же часть красоты времен года, как когда за сном идет пробуждение, когда за расставанием следует встреча. То есть это замыкается круг одного и того же действия. Поэтому это общая тенденция, в которой проявляется наша связь с окружающим миром. И как раз это относится к той категории сострадания, которой говорил Леви-Стросс.

— Почему тогда некоторые люди все-таки могут сохранить продуктивность в этот период? У нас есть пример пушкинской Болдинской осени — одного из самых плодотворных периодов его творчества. Как в едином виде людей сочетается эта продуктивность и контрпродуктивность?

— Все зависит только от уровня осознанности. Пушкин как раз является примером психического здоровья, потому что он имел циклоидный темперамент. Это как синусоида тока. У него внутри были колебания от фазы подъема до фаз уныния. И, кстати, в одном журнале где-то в 90-е годы была статья «Пушкин как пример психического здоровья», где как раз патографическим методом исследуются его письма, его поступки и действия и составляется его психологический портрет.

Когда у него были фазы подъема, он не писал ни строчки. Он влюблялся, он к цыганам ездил, он в дневнике напишет «Наташа — моя 113-я любовь». Он кутил, не писал. Периоды радости у него были непродуктивны. Но как только он чувствовал период упадка, как гениальная тонко чувствующая натура, он ехал в Болдино. И если вы внимательно почитаете начало Болдинского цикла, вы увидите такие строчки: «В деревне скучно: грязь, ненастье, осенний ветер, мелкий снег да вой волков».

Ему не было хорошо. Но он как гений мог сублимировать это чувство и переводить его в творчество. Он нормально воспринимал хандру и выплескивал ее, переводил на более высокоинтеллектуальный чувственный духовный уровень, творя бессмертные произведения.

Поэтому все люди делятся на осознанных и бессознательных, кто роботоподобно таскает свое тело на работу, потом таскает тело домой, а сам мыслями где-то не здесь ­— в воспоминаниях прошлого или иллюзиях будущего.

  Так вот бессознательные люди просто хандрят и не понимают, почему им плохо. Осознанные люди, видя, что они сейчас испытывают печаль или тоску, или апатию, понимают, что у бога нет рук, кроме твоих, и что-то с ними делают.

Осознанность позволяет грамотно отследить свою активность. Если осознанные люди чувствуют, что некоторый спад намечается, они сужают круг своих задач, больше дают себе времени на восстановление, на сон, на здоровое питание, кто-то даже ходит в солярий. То есть они восполняют недостающее и таким образом грамотно рулят своим организмом и сознанием, несмотря на холода, дожди и возможные варианты погоды. Мы ведь для того и стали теплокровными, чтобы не зависеть от капризов окружающего мира. Это касается и сознания тоже.

— Как можно помочь себе стать более осознанным? Или осознанность — врожденная черта?

—Нет, это в любом случае всегда приобретенная черта. Потому что она требует волевых усилий. Человек не рождается волевым. Знаете, как говорят: «Характерами рождаются, но личностями становятся». Вот это из того же разряда.

Поэтому осознанность — это умение быть в данный момент времени погруженным своим вниманием в то дело, которое ты сейчас делаешь, не расщепляться.

Потому что тело и чувственная сенсорная психика: ощущения, восприятие эмоции; оно всегда здесь. Оно здесь и сейчас конкретно: устало, хочет есть, ему холодно. А вот сознанием, мыслями мы можем улететь куда угодно. Так вот соединить через внимание сознание со своим телом и действиями это и есть осознанность. Тогда вся твоя физиологическая и психическая энергия сосредоточена, не расщепляется, не тратится. Она и дает максимально широкое поле сознания, которое мы называем осознанностью. Это и широта сознания, и глубина проникновения в дела и вещи, которыми ты сейчас занимаешься.

Поэтому осознанность тренируется. Например, попробуйте в течение дня чаще задавать себе вопросы. Скажите себе «стоп» и спросите себя: «Что я сейчас ощущаю телом? Какие эмоции я чувствую? О чем я сейчас думаю? Что я сейчас делаю?».

В этот момент вы соединили сознание и физиологию. В этот момент вы здесь и сейчас. Задайте эти вопросы, когда моете посуду, когда идете в обед прогуляться вокруг здания, где вы работаете, когда вы едите. Такие частые вопросы натренируют ваш навык быть здесь, не расщепляться. И это один из самых первых путей повысить свою осознанность.