Кант и культура Кенигсберга

Особое значение Иммануил Кант имел для Кенигсберга и его культуры. В Кенигсберге стоял памятник Канту, воссозданный в 1992 г, в Калининграде почти на том же самом месте, была улица имени Канта, а главное имя Канта было окружено всеобщим почитанием, причем не только образованной публики, но и практически всего населения Кенигсберга. Первое принадлежит самому Канту, второе носит символический характер, а третье связано с истоками философии Канта.

Первое

Кант полагал, что философу для обретения правильной перспективы необходимо путешествовать, чтобы узнать другие народы. Однако он считал, что «большой город, центр государства, в котором находятся правительственные учреждения и имеется университет, город, удобный для морской торговли, расположение которого на реке содействует общению между внутренними частями страны и прилегающими или отдаленными странами, где говорят на других языках и где царят иные нравы, — такой город, как Кенигсберг на Прегеле, можно признать подходящим местом для расширения знания и человека, и света. Здесь и без путешествия можно приобрести такое знание».

Второе

Это обстоятельство из ряда общекультурных совпадений и поэтому не обладает какой-либо доказательственной силой, но, тем не менее, оно символично. Кант родился в 1724 г., именно в том году, когда собственно образовался город Кенигсберг путем слияния трех городов Альтштадта, Лебенихта и Кнайпхофа. Символично, что этот дух соединения разнородного, слияния независимого оказался ведущим мотивом философии Канта. Дух философии Канта — это синтез, т.е. соединение разнородного в единое целое. Главное достижение Канта в теоретической философии — это разработка теории синтетических априорных суждений, происходящих в нашей душе именно путем соединения двух разнородных представлений посредством некоторого третьего представления. Конечно, дата рождения Канта и ее совпадение с объединением трех городов в единый город, скорее всего, случайны. Но история показывает нам, что дальнейший ход событий превращает некоторые случайности в символы, и это совпадение именно из такого ряда.

Третье

Определенная связь имеется между распространенным тогда в Кенигсберге пиетизмом и существом нравственной философии Канта. Пиетизм — это форма протестантизма, утверждающая личные отношения человека с Богом и личную ответственность человека перед Богом. Пиетизм придавал исключительное значение внутреннему благочестию и самоконтролю за соблюдением нравственных правил. Эта черта пиетизма рельефно проявилась в философии Канта. Идея нравственного закона, принимаемого самим человеком, и внутренней ответственности самого человека за принятие максим, сообразных с нравственным законом, своим происхождением во многом обязаны религиозной ситуации в Кенигсберге. Однако Кант далеко выходит за пределы пиетизма, когда кладет в основу своей этики тезис не только о доброй, но и свободной воле. Последнее было совершенно неприемлемо для пиетистов.

Связь творчества Канта с его родным городом отмечает, например, такой проницательный мыслитель как Эрнст Кассирер: «Рассматривая это[1] в целом будущей жизни Канта, можно сделать вывод, что, несмотря на всю узость и ограниченность его родины, он навсегда связал себя с ней. Какой урон нанесло это его духовному развитию… определить невозможно, но бесконечно важно, с другой стороны, то значение, которое это имело для формирования его характера и воли. Кант остался на той почве, на которой он оказался благодаря рождению и внешним обстоятельствам его жизни. Но силой самоограничения, составляющей специфическую особенность его интеллектуального и нравственного гения, он извлек из этой почвы все имеющееся в ней духовное достояние»[2]

Жизнь Канта совпадает с эпохой Просвещения. В каком-то смысле Кант участвовал в движении Просвещения, но его философия была одновременно продолжением философии Просвещения и выходом за его пределы, подготавливающим другую эпоху.

Кассирер здесь говорит о посвящении первой крупной работы Канта «Всеобщей естественной истории и теории неба» прусскому королю Фридриху II.

Кассирер Э. Жизнь и учение Канта. СПб.: Университетская книга, 1997. С. 36